Книжная пыль состоит в дальнем родстве с дементорами. Она питается тоской и унынием, раздражённостью и ненавистью, страхом и недоверием. В детстве для меня это был неоспоримый факт - небольшой книжный шкаф в Спиннерс-энд, где хранились мои школьные учебники, зарастал пылью именно тогда, когда я уходил в глубокую апатию, прятался в ледяной кокон от вечных скандалов и ссор. Возникающая в углах седая паутина была похожа на какой-то зловещий мох, и мне иногда казалось, что её едва уловимое глазу движение вызвано вовсе не блуждающими по дому сквозняками. Паутина и пыль были живыми, всасывали в себя ощущение безнадёжности и бессилия, и росли, разбухали на этой благодатной почве. Они незримо заполняли собой всё больше пространства и грозили закутать, запеленать в душный полупрозрачный кокон... но в последний момент я всегда находил в себе силы вырваться.
Именно об этом я вспоминал тогда, в Запретной Секции, смахивая с корешка книги Фрама неведомо откуда взявшийся клок седой паутины. А ещё - о том, как летом, после дней, проведённых с Лили, я брал ветошь и остервенело вычищал книжные полки. Это приносило облегчение - недолгое, до следующего скандала, но всё же облегчение.